Сказки > Авторские сказки > Эрнст Теодор Амадей Гофман > Щелкунчик и мышиный король > Болезнь
БОЛЕЗНЬ
Когда Мари очнулась после глубокого забытья, она увидела, что лежит у себя в постельке, а сквозь замерзшие окна в комнату светит яркое, искрящееся солнце.
У самой ее постели сидел чужой человек, в котором она, однако, скоро узнала хирурга Вендельштерна. Он сказал вполголоса:
― Наконец-то она очнулась...
Тогда подошла мама и посмотрела на нее испуганным, пытливым взглядом.
― Ах, милая мамочка, ― пролепетала Мари, ― скажи: противные мыши убрались наконец и славный Щелкунчик спасен?
― Полно вздор болтать, милая Марихен! ― возразила мать. ― Ну на что мышам твой Щелкунчик? А вот ты, нехорошая девочка, до смерти напугала нас. Так всегда бывает, когда дети своевольничают и не слушаются родителей. Ты вчера до поздней ночи заигралась в куклы, потом задремала, и верно, тебя напугала случайно прошмыгнувшая мышка: ведь вообще-то мышей у нас не водится. Словом, ты расшибла локтем стекло в шкафу и поранила себе руку. Хорошо еще, что ты не порезала стеклом вену! Доктор Вендельштерн, который как раз сейчас вынимал у тебя из раны застрявшие там осколки, говорит, что ты на всю жизнь осталась бы калекой и могла бы даже истечь кровью. Слава богу, я проснулась в полночь, увидела, что тебя все еще нет в спальне, и пошла в гостиную. Ты без сознания лежала на полу у шкафа, вся в крови. Я сама со страху чуть не потеряла сознание. Ты лежала на полу, а вокруг были разбросаны оловянные солдатики Фрица, разные игрушки, поломанные куклы с сюрпризами и пряничные человечки. Щелкунчика ты держала в левой руке, из которой сочилась кровь, а неподалеку валялась твоя туфелька...
― Ах, мамочка, мамочка! ― перебила ее Мари. ― Ведь это же были следы великой битвы между куклами и мышами! Оттого-то я так испугалась, что мыши хотели забрать в плен бедного Щелкунчика, командовавшего кукольным войском. Тогда я швырнула туфелькой в мышей, а что было дальше, не знаю.
Доктор Вендельштерн подмигнул матери, и та очень ласково стала уговаривать Мари:
― Полно, полно, милая моя детка, успокойся! Мыши все убежали, а Щелкунчик стоит за стеклом в шкафу, целый и невредимый.
Тут в спальню вошел советник медицины и завел долгий разговор с хирургом Вендельштерном, потом он пощупал у Мари пульс, и она слышала, что они говорили о горячке, вызванной раной.
Несколько дней ей пришлось лежать в постели и глотать лекарства, хотя, если не считать боли в локте, она почти не чувствовала недомогания. Она знала, что милый Щелкунчик вышел из битвы целым и невредимым, и по временам ей как сквозь сон чудилось, будто он очень явственным, хотя и чрезвычайно печальным голосом говорит ей: «Мари, прекрасная дама, многим я вам обязан, но вы можете сделать для меня еще больше».
Мари тщетно раздумывала, что бы это могло быть, но ничего не приходило ей в голову. Играть по-настоящему она не могла из-за больной руки, а если бралась за чтение или принималась перелистывать книжки с картинками, у нее в глазах рябило, так что приходилось отказываться от этого занятия. Поэтому время тянулось для нее бесконечно долго, и Мари едва могла дождаться сумерек, когда мать садилась у ее кроватки и читала и рассказывала всякие чудесные истории.
Вот и сейчас мать как раз кончила занимательную сказку про принца Факардина, как вдруг открылась дверь, и вошел крестный Дроссельмейер.
― Ну-ка дайте мне поглядеть на нашу бедную раненую Мари, ― сказал он.
Как только Мари увидела крестного в обычном желтом сюртучке, у нее перед глазами со всей живостью всплыла та ночь, когда Щелкунчик потерпел поражение в битве с мышами, и она невольно крикнула старшему советнику суда:
― О крестный, какой ты гадкий! Я отлично видела, как ты сидел на часах и свесил на них свои крылья, чтобы часы били потише и не спугнули мышей. Я отлично слышала, как ты позвал мышиного короля. Почему ты не поспешил на помощь Щелкунчику, почему ты не поспешил на помощь мне, гадкий крестный? Во всем ты один виноват. Из-за тебя я порезала руку и теперь должна лежать больная в постели!
Мать в страхе спросила:
― Что с тобой, дорогая Мари?
Но крестный скорчил странную мину и заговорил трескучим, монотонным голосом:
― Ходит маятник со скрипом. Меньше стука ― вот в чем штука. Трик-и-трак! Всегда и впредь должен маятник скрипеть, песни петь. А когда пробьет звонок: бим-и-бом! ― подходит срок. Не пугайся, мой дружок. Бьют часы и в срок и кстати, на погибель мышьей рати, а потом слетит сова, раз-и-два и раз-и-два! Бьют часы, коль срок им выпал. Ходит маятник со скрипом. Меньше стука ― вот в чем штука. Тик-и-так и трик-и-трак!
Мари широко открытыми глазами уставилась на крестного, потому что он казался совсем другим и гораздо более уродливым, чем обычно, а правой рукой он махал взад и вперед, будто паяц, которого дергают за веревочку.
Она бы очень испугалась, если бы тут не было матери и если бы Фриц, прошмыгнувший в спальню, не прервал крестного громким смехом.
― Ах, крестный Дроссельмейер, ― воскликнул Фриц, ― сегодня ты опять такой потешный! Ты кривляешься совсем как мой паяц, которого я давно уже зашвырнул за печку.
Мать по-прежнему была очень серьезна и сказала:
― Дорогой господин старший советник, это ведь действительно странная шутка. Что вы имеете в виду?
― Господи боже мой, разве вы позабыли мою любимую песенку часовщика? ― ответил Дроссельмейер, смеясь. ― Я всегда пою ее таким больным, как Мари.
И он быстро подсел к кровати и сказал:
― Не сердись, что я не выцарапал мышиному королю все четырнадцать глаз сразу, ― этого нельзя было сделать. А зато я тебя сейчас порадую.
С этими словами старший советник суда полез в карман и осторожно вытащил оттуда ― как вы думаете, дети, что? ― Щелкунчика, которому он очень искусно вставил выпавшие зубки и вправил больную челюсть.
Мари вскрикнула от радости, а мать сказала, улыбаясь:
― Вот видишь, как заботится крестный о твоем Щелкунчике...
― А все-таки сознайся, Мари, ― перебил крестный госпожу Штальбаум, ― ведь Щелкунчик не очень складный и непригож собой. Если тебе хочется послушать, я охотно расскажу, как такое уродство появилось в его семье и стало там наследственным. А может быть, ты уже знаешь сказку о принцессе Пирлипат, ведьме Мышильде и искусном часовщике?
― Послушай-ка, крестный! ― вмешался в разговор Фриц. ― Что верно, то верно: ты отлично вставил зубы Щелкунчику, и челюсть тоже уже не шатается. Но почему у него нет сабли? Почему ты не повязал ему саблю?
― Ну ты, неугомонный, ― проворчал старший советник суда, ― никак на тебя не угодишь! Сабля Щелкунчика меня не касается. Я вылечил его ― пусть сам раздобывает себе саблю где хочет.
― Правильно! ― воскликнул Фриц. ― Если он храбрый малый, то раздобудет себе оружие.
― Итак, Мари, ― продолжал крестный, ― скажи, знаешь ли ты сказку о принцессе Пирлипат?
― Ах, нет! ― ответила Мари. ― Расскажи, милый крестный, расскажи!
― Надеюсь, дорогой господин Дроссельмейер, ― сказала мама, ― что на этот раз вы расскажете не такую страшную сказку, как обычно.
― Ну, конечно, дорогая госпожа Штальбаум, ― ответил Дроссельмейер. ― Напротив, то, что я буду иметь честь изложить вам, очень занятно.
― Ах, расскажи, расскажи, милый крестный! ― закричали дети.
И старший советник суда начал так:
