Сказки > Авторские сказки > Эрнст Теодор Амадей Гофман > Щелкунчик и мышиный король > Заключение
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Та-ра-ра-бух! ― и Мари
упала с неимоверной высоты. Вот это был толчок! Но Мари тут же открыла глаза.
Она лежала у себя в постельке. Было совсем светло, а около стояла мама и
говорила:
― Ну, можно ли так долго спать! Завтрак давно
на столе.
Мои глубокоуважаемые
слушатели, вы, конечно, уже поняли, что Мари, ошеломленная всеми виденными
чудесами, в конце концов заснула в зале Марципанового замка и что арапчата или
пажи, а может быть, и сами принцессы отнесли ее домой и уложили в постельку.
― Ах, мамочка, милая моя мамочка, где только я
не побывала этой ночью с молодым господином Дроссельмейером! Каких только чудес
не насмотрелась!
И она рассказала все
почти так же подробно, как только что рассказал я, а мама слушала и удивлялась.
Когда Мари окончила, мать сказала:
― Тебе, милая Мари, приснился длинный
прекрасный сон. Но выкинь все это из головы.
Мари упрямо твердила,
что видела все не во сне, а наяву. Тогда мать подвела ее к стеклянному шкафу,
вынула Щелкунчика, который, как всегда, стоял на второй полке, и сказала:
― Ах ты, глупышка, откуда ты взяла, что
деревянная нюрнбергская кукла может говорить и двигаться?
― Но, мамочка, ― перебила ее Мари, ― я ведь
знаю, что крошка Щелкунчик ― молодой господин Дроссельмейер из Нюрнберга,
племянник крестного!
Тут оба ― и папа и
мама ― громко расхохотались.
― Ах, теперь ты, папочка, смеешься над моим
Щелкунчиком, ― чуть не плача, продолжала Мари, ― а он так хорошо отзывался о
тебе! Когда мы пришли в Марципановый замок, он представил меня принцессам ―
своим сестрам и сказал, что ты весьма достойный советник медицины!
Хохот только усилился,
и теперь к родителям присоединились Луиза и даже Фриц. Тогда Мари побежала в
другую комнату, быстро достала из своей шкатулочки семь корон мышиного короля и
подала их матери со словами:
― Вот, мамочка, посмотри: вот семь корон
мышиного короля, которые прошлой ночью поднес мне в знак своей победы молодой
господин Дроссельмейер!
Мама с удивлением
разглядывала крошечные короны из какого-то незнакомого, очень блестящего
металла и такой тонкой работы, что едва ли это могло быть делом рук
человеческих. Господин Штальбаум тоже не мог насмотреться на короны. Затем и
отец и мать строго потребовали, чтобы Мари призналась, откуда у нее коронки, но
она стояла на своем.
Когда отец стал ее
журить и даже обозвал лгуньей, она горько разрыдалась и стала жалобно
приговаривать:
― Ах, я бедная, бедная! Ну что мне делать?
Но тут вдруг открылась
дверь, и вошел крестный.
― Что случилось? Что случилось? ― спросил он.
― Моя крестница Марихен плачет и рыдает? Что случилось? Что случилось?
Папа рассказал ему,
что случилось, и показал крошечные короны. Старший советник суда, как только
увидел их, рассмеялся и воскликнул:
― Глупые выдумки, глупые выдумки! Да ведь это
же коронки, которые я когда-то носил на цепочке от часов, а потом подарил
Марихен в день ее рождения, когда ей минуло два года! Разве вы позабыли?
Ни отец, ни мать не
могли этого припомнить. Когда Мари убедилась, что лица у родителей опять стали
ласковыми, она подскочила к крестному и воскликнула:
― Крестный, ведь ты же все знаешь! Скажи, что
мой Щелкунчик ― твой племянник, молодой господин Дроссельмейер из Нюрнберга, и
что он подарил мне эти крошечные короны.
Крестный нахмурился и
пробормотал:
― Глупые выдумки!
Тогда отец отвел
маленькую Мари в сторону и сказал очень строго:
― Послушай, Мари, оставь раз навсегда выдумки
и глупые шутки! И если ты еще раз скажешь, что уродец Щелкунчик ― племянник
твоего крестного, я выброшу за окно не только Щелкунчика, но и всех остальных
кукол, не исключая и мамзель Клерхен.
Теперь бедняжка Мари,
разумеется, не смела и заикнуться о том, что переполняло ей сердце; ведь вы
понимаете, что не так-то легко было Мари забыть все прекрасные чудеса,
приключившиеся с ней. Даже, уважаемый читатель или слушатель Фриц, даже твой
товарищ Фриц Штальбаум сейчас же поворачивался спиной к сестре, как только она
собиралась рассказать о чудесной стране, где ей было так хорошо. Говорят, что
порой он даже бормотал сквозь зубы: «Глупая девчонка!» Но, издавна зная его
добрый нрав, я никак не могу этому поверить; во всяком случае, доподлинно
известно, что, не веря больше ни слову в рассказах Мари, он на публичном параде
формально извинился перед своими гусарами за причиненную обиду, приколол им вместо
утраченных знаков отличия еще более высокие и пышные султаны из гусиных перьев
и снова разрешил трубить лейб-гусарский марш. Ну, а мы-то знаем, какова была
отвага гусар, когда отвратительные пули насажали им на красные мундиры пятна.
Говорить о своем приключении
Мари больше не смела, но волшебные образы сказочной страны не оставляли ее. Она
слышала нежный шелест, ласковые, чарующие звуки; она видела все снова, как
только начинала об этом думать, и, вместо того чтобы играть, как бывало раньше,
могла часами сидеть смирно и тихо, уйдя в себя, ― вот почему все теперь звали
ее маленькой мечтательницей.
Раз как-то случилось,
что крестный чинил часы у Штальбаумов. Мари сидела около стеклянного шкафа и,
грезя наяву, глядела на Щелкунчика. И вдруг у нее вырвалось:
― Ах, милый господин Дроссельмейер, если бы вы
на самом деле жили, я не отвергла бы вас, как принцесса Пирлипат, за то, что
из-за меня вы потеряли свою красоту!
Советник суда тут же
крикнул:
― Ну, ну, глупые выдумки!
Но в то же мгновение
раздался такой грохот и треск, что Мари без чувств свалилась со стула. Когда
она очнулась, мать хлопотала около нее и говорила:
― Ну, можно ли падать со стула? Такая большая
девочка! Из Нюрнберга сейчас приехал племянник господина старшего советника
суда, будь умницей.
Она подняла глаза:
крестный снова нацепил свой стеклянный парик, надел желтый сюртучок и довольно
улыбался, а за руку он держал, правда, маленького, но очень складного молодого
человека, белого и румяного, как кровь с молоком, в великолепном красном, шитом
золотом кафтане, в туфлях и белых шелковых чулках. К его жабо был приколот
прелесть какой хорошенький букетик, волосы были тщательно завиты и напудрены, а
вдоль спины спускалась превосходная коса. Крошечная шпага у него на боку так и
сверкала, словно вся усеянная драгоценными камнями, под мышкой он держал
шелковую шляпу.
Молодой человек
проявил свой приятный нрав и благовоспитанность, подарив Мари целую кучу
чудесных игрушек и прежде всего ― вкусный марципан и куколок взамен тех, что
погрыз мышиный король, а Фрицу ― замечательную саблю. За столом любезный юноша
щелкал всей компании орешки. Самые твердые были ему нипочем; правой рукой он
совал их в рот, левой дергал себя за косу, и ― щелк! ― скорлупа разлеталась на
мелкие кусочки.
Мари вся зарделась,
когда увидела учтивого юношу, а когда после обеда молодой Дроссельмейер
предложил ей пройти в гостиную, к стеклянному шкафу, она стала пунцовой.

― Ступайте, ступайте играть, дети, только
смотрите не ссорьтесь. Теперь, когда все часы у меня в порядке, я ничего не
имею против! ― напутствовал их старший советник суда.
Как только молодой
Дроссельмейер очутился наедине с Мари, он опустился на одно колено и повел
такую речь:
― О бесценная мадемуазель Штальбаум,
взгляните: у ваших ног ― счастливый Дроссельмейер, которому на этом самом месте
вы упасли жизнь. Вы изволили вымолвить, что не отвергли бы меня, как гадкая
принцесса Пирлипат, если бы из-за вас я стал уродом. Тотчас же я перестал быть
жалким Щелкунчиком и обрел мою былую, не лишенную приятности наружность. О превосходная
мадемуазель Штальбаум, осчастливьте меня вашей достойной рукой! Разделите со
мной корону и трон, будем царствовать вместе в Марципановом замке.
Мари подняла юношу с
колен и тихо сказала:
― Милый господин Дроссельмейер! Вы кроткий,
добросердечный человек, да к тому же еще царствуете в прекрасной стране,
населенной прелестным веселым народцем, ― ну разве могу я не согласиться, чтобы
вы были моим женихом!
И Мари тут же стала
невестой Дроссельмейера. Рассказывают, что через год он увез ее в золотой
карете, запряженной серебряными лошадьми, что на свадьбе у них плясали двадцать
две тысячи нарядных кукол, сверкающих бриллиантами и жемчугом, а Мари, как
говорят, еще и поныне королева в стране, где, если только у тебя есть глаза, ты
всюду увидишь сверкающие цукатные рощи, прозрачные марципановые замки ― словом,
всякие чудеса и диковинки.
Вот вам сказка про
Щелкунчика и мышиного короля.
|